Том 7. Стихотворения, очерки 1925-1926 - Страница 4


К оглавлению

4
  решила отчетливо:
          «No!», —
и глухо сказала:
       «Jes!».
Уже
  на дверь
      плечом напирал
подгнивший мистер Свифт.
Его
       и ее
    наверх
       в номера
взвинтил
    услужливый лифт.
Явился
    Том
      через два денька.
Неделю
    спал без просыпа.
И рад был,
     что есть
        и хлеб,
           и деньга
и что не будет оспы.
Но день пришел,
          и у кож
           в темноте
узор непонятный впеплен.
И дети
   у матери в животе
онемевали
     и слепли.
Суставы ломая
       день ото дня,
года календарные вылистаны,
и кто-то
    у тел
      половину отнял
и вытянул руки
       для милостыни.
Внимание
     к негру
        стало особое.
Когда
   собиралась па́ства,
морали
      наглядное это пособие
показывал
     постный пастор:
«Карает бог
     и его
        и ее
за то, что
    водила гостей!»
И слазило
     черного мяса гнилье
с гнилых
    негритянских костей. —
В политику
     этим
        не думал ввязаться я.
А так —
    срисовал для видика.
Одни говорят —
        «цивилизация»,
другие —
     «колониальная политика».

[1926]

Христофор Коломб

Христофор Колумб был Христофор Коломб — испанский еврей.

Из журналов
1

Вижу, как сейчас,
        объедки да бутылки…
В портишке,
      известном
           лишь кабачком,
Коломб Христофор
         и другие забулдыги
сидят,
   нахлобучив
         шляпы бочком.
Христофора злят,
        пристают к Христофору:
«Что вы за нация?
        Один Сион!
Любой португалишка
          даст тебе фору!»
Вконец извели Христофора —
             и он
покрыл
    дисканточком
          щелканье пробок
(задели
   в еврее
      больную струну):
«Что вы лезете:
       Европа да Европа!
Возьму
   и открою другую
           страну».
Дивятся приятели:
        «Что с Коломбом?
Вина не пьет,
      не ходит гулять.
Надо смотреть —
        не вывихнул ум бы.
Всю ночь сидит,
       раздвигает циркуля».

2

Мертвая хватка в молодом еврее;
думает,
   не ест,
      не досыпает ночей.
Лакеев
   оттягивает
        за фалды ливреи,
лезет
   аж в спальни
         королей и богачей.
«Кораллами торгуете?!
          Дешевле редиски.
Сам
  наловит
      каждый мальчуган.
То ли дело
     материк индийский:
не барахло —
      бирюза,
          жемчуга!
Дело верное:
      вот вам карта.
Это океан,
     а это —
         мы.
Пунктиром путь —
         и бриллиантов караты
на каждый полтинник,
          данный взаймы».
Тесно торгашам.
       Томятся непоседы.
По̀ суху
    и в год
       не обернется караван.
И закапали
     флорины и пезеты
Христофору
      в продырявленный карман.

3

Идут,
   посвистывая,
         отчаянные из отчаянных.
Сзади тюрьма.
       Впереди —
            ни рубля.
Арабы,
      французы,
        испанцы
            и датчане
лезли
   по трапам
       Коломбова корабля.
«Кто здесь Коломб?
         До Индии?
              В ночку!
(Чего не откроешь,
        если в пузе орга́н!)
Выкатывай на палубу
          белого бочку,
а там
   вези
     хоть к черту на рога!»
Прощанье — что надо.
          Не отъезд — а помпа:
день
  не просыхали
        капли на усах.
Время
   меряли,
       вперяясь в компас.
Спьяна
    путали штаны и паруса.
Чуть не сшибли
       маяк зажженный.
Палубные
     не держатся на полу,
и вот,
   быть может, отсюда,
            с Жижона
на всех парусах
       рванулся Коломб.

4

Единая мысль мне сегодня люба,
что эти вот волны
        Коломба лапили,
что в эту же воду
        с Коломбова лба
стекали
    пота
      усталые капли.
Что это небо
      землей обмеля́,
на это вот облако,
        вставшее с юга, —
— «На мачты, братва!
          глядите —
               земля!» —
орал
  рассудок теряющий юнга.
И вновь
    океан
      с простора раскосого
вбивал
      в небеса
       громыхающий клин,
а после
    братался
        с волной сарагоссовой,
4